|
Дебальцево в годы Великой Отечественной войны.
| |
| morozovlit | Дата: Суббота, 14.12.2013, 17:02 | Сообщение # 21 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
fathermather, По поводу 20-х - 30-х. я размещу материалы чуть по позже. Мне есть о чём рассказать. Спасибо.
|
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Воскресенье, 15.12.2013, 02:10 | Сообщение # 22 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
Цитата morozovlit (  ) Сейчас начинают появляться свидетельства , порой диаметрально противоположные, но позволяющие воссоздать реальную картину событий. Спасибо за неравнодушие.
Как, рассказывала мне моя бабушка, когда зашел немец, много мужиков повылазило с большими бородами из погребов и их погнали рыть траншеи ...
Я нисколько не осуждаю тех людей, шо по разным причинам оказались в оккупации и по прошествию многих лет я с большим уважением отношусь к этому поколению наших людей, которое вынесло на своих плечах эту страшную войну...
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
|
|
| |
| morozovlit | Дата: Вторник, 14.01.2014, 16:41 | Сообщение # 23 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
Объединено
Оккупация Дебальцево,воспоминания очевидцев
На днях, разыскивая свидетельства очевидцев оккупации в нашем городе, наткнулся на интересную статью, опубликованную в газета «Слюдянка» №8 от 27 апреля 2012 г.
Воспоминаниями о годах, проведенных в немецкой оккупации, о времени после нее с читателями газеты делится Борис Васильевич Гребенюк, житель г. Слюдянки, который жил в то время на пос. Октябрьском, города Дебальцево.
«22 июня, 1941 год. Германия вероломно напала на СССР. Жили мы тогда на окраине города Дебальцево Донецкой области в поселке Октябрьский. Вначале война казалась нам очень далекой, была надежда на нашу армию, в которой на тот момент служили два моих дяди. Иван Моисеевич участвовал еще и в боях с Финляндией (он в 1937 году окончил Харьковское военное авиационное училище), был награжден Орденом Красного знамени.
Второй дядя Яков Моисеевич был командиром танка «KB» («Климентий Ворошилов») в зва¬нии старшины на самой западной границе, вступил в бои сразу после внезапного нападения в месте парковки танков. Танкисты, расстреляв весь боезапас на танках, их взорвали- не было горючего, и пешим порядком пошли за ли¬нией фронта, уходившей на восток. Из окружения вышли только в 1 943 году в районе Дона, когда немцы уже рвались к Сталинграду.
Третий дядя Григорий Моисее¬вич был призван на фронт в первые дни войны, он в то время учил¬ся в институте сельского хозяйства на отделении механизации. Вчерашний студент был назначен заместителем командира танкового батальона по технической части. Закончил воевать на Сахалине в 1945 году.
Мой двоюродный брат Виктор в начале войны только что окончил общевойсковое пехотное училище. Домой он прислал единственное письмо с фотографией и сообщением о том, что едет на фронт. И ... канул в лету. А все три дяди прошли войну от и до, закончив ее в Германии.
Через железнодорожный узел, где жила моя семья, на запад двигались эшелоны с техникой, на восток - эвакуированные заводы вместе с работниками и их семьями. Их везли даже на открытых платформах, вагонов не хватало. До сих пор стоит в памяти эта картина: по неубранным полям движутся отары овец, стада коров, табуны лошадей. Тысячи... И еще запомнилось: на Восток шли санитарные поезда с раненными и эшелоны евреев (в том числе с мужчинами призывного возраста) со всем барахлом, притом в крытых вагонах. Написал эти строки, и душа заболела о нынешнем времени. В войну тысячи заводов и предприятий в условиях военных действий были эвакуированы на восток страны, где вводились в строй и тут же начинали выпус¬кать военную продукцию даже под открытым небом...
Настало время - линия фронта подошла к Донбассу. Начались бомбежки немецкой авиации по станции. Моя мама работала ма¬шинистом водонасосной станции для резервуаров питьевой воды и технической - для паровозов. Однажды, в конце октября, сменившись после ночной смены, сказала, что в дневную смену работать не допустили - будут взрывать технический резервуар. Я залез на крышу дома у деда Моисея и дождался этого момента. Саперы из дивизии НКВД взрывали пути парков прибытия-отправления, пути на станции, сортировке, на горках. Каждый 12,5-метровый рельс рвался на стыке, рвалась каждая крестовина на стрелочных переводах. Резервуары ГСМв депо горели.
Последним со станции ушел бронепоезд №11 («За Родину!»), потом участвующий в боях на подступах к Сталинграду, в Курско-Белгороде¬кой операции.
До начала декабря 1941 года у нас было затишье - ни немцев, ни наших. В это время шла битва за Москву, и первое крупное поражение немцев было там же.
В первых числах декабря 1941 года в наш поселок Октябрьский пришло три роты пехоты из 4-ротного батальона 51-й Армии. Четвертая рота была на подходе. Мама работала тогда на водонасосной станции в поселке «8 Марта». Работать пришлось, ведь городу была нужна питьевая вода. Сменившись с ночного дежурства, она переходила пути восточного парка прибытия и отправления, депо «Восток» (в каждом парке по десятку путей) и в этот момент увидела в поселке «8 Марта» немцев.
В доме нашего деда Моисея расположился штаб батальона: командир, комиссар, офицеры. Мама сказала им, что в поселке «8 Марта» немцы. В ответ комиссар ее грубо обругал, заявив, что они находятся в глубоком тылу на отдыхе и пополнении. Батальон понес большие потери в личном составе под Ростовом-на-Дону. И все это он выговаривал матери, когда со стороны поселка «8 Марта» уже была слышна оружейная и автоматная стрельба. Комиссар заявил, что это «подходит четвертая рота - ребята балуются».
«Баловство» обошлось очень дорого - вся четвертая рота была расстреляна на голом поле между поселком «8 Марта» и селом Волчановка, в 3,5 - 4 км от «8 Марта».
Я был, естественно, при штабе батальона. А где же еще быть пацану, если там стоял пулемет «Максим», который красноармейцы разбирали, чистили, смазывали. Так и остался в этом доме до прихода немцев, свой дом стоял метров на 400 в глубь поселка.
Ночью немцы провели разведку боем: на соседней улице в крайнем от железной дороги доме «сняли» часового и увели в подштанниках с десяток наших спавших красноармейцев. На нашей улице у крайнего дома, где жил мой второй дед - Василий, немцам этого сделать не удалось. Часовой тут хоть и был ранен, но поднял тревогу стрельбой. Этой же ночью немцы на перекрестках улиц с переулком Тельмана оставили своих снайперов с целью, как потом выяснилось в ходе боя, выбивать наш командный состав - офицеров, сержантов. Отыскивая снайперов, красноармейцы сожгли дом соседа, полагая, что огонь ведется из него. Заметив маму в пуховой серой шали в окне нашего дома (у немцев были серые шлемы), красноармеец бросил связку ручных гранат через улицу. Гранаты в окно не долетели, рванули снаружи. У мамы волосы долго стояли дыбом и со стороны взрыва поседели. Больше из подвала она не вылазила, где сидела с двумя моими младшими сестрами. Нам с дедом об этом броске гранат передали по цепочке, и я был отправлен узнать: живы они или нет.
Проходя перекресток, я увидел убитого советского офицера. На нем лежала медсестра - тоже мертвая.
Весь этот бой до 7 декабря мы сидели у моего деда Моисея в подвале: дед, бабушка Лукерья, их дочь Зина, жена Григория Моисеевича Надя, убежавшая из Харькова, куда немцы пришли еще раньше.
В ходе боя у немцев было заметное преимущество: они действовали внезапно, вооружены были пистолетами, автоматами и минометами. В нашем батальоне была только пара «Максимов», у остальных солдат - винтовки Мосина 1896 года изготовления, без штыков. Совсем не так, как было показано в кинофильме Михалкова «Утомленные солнцем-2», где винтовки у солдат с примкнутыми штыками, где генерал пьет, а штрафники с палками берут немецкую крепость.
Но я возвращаюсь к подвалу деда Моисея, где мы сидели. Здесь мы второй раз, и все из-за той же пуховой серой шали, подверглись опасности, когда красноармеец замахнулся гранатой в окно подвала. Нас спас сосед, который в этот момент вы¬шел во двор. Красноармеец спросил его, есть ли в подвале гражданские, и убедился, проверив подвал, что немцев тут нет. Штаб батальона тогда из дома деда ушел.
На улице у колодца взрывом от мины в ноги ранило старшего лейтенанта. Его занесли в дом, перевязали, а затем отправили в тыл. А раннего в живот минными осколками пулеметчика «Максима» у дома деда Василия не могли забрать двое суток. Наш пулеметчик не давал возможности немцам войти в поселок со стороны парка отправления «Восток». У летней кухни (она выходила на улицу), где он залег, была гора гильз. Крышу дома деда Василия немцы разметали минометным огнем.
7 декабря где-то в 16 часов немцы объявились в нашем поселке Октябрьский и сразу взялись за дело. С ними вместе появились полицейские с белыми повязками на рукаве - свои «родные русские». Они потребовали, чтобы через 24 часа в поселке не было ни одной души гражданского населения. Нам приказали уходить в немецкий тыл, а здесь, как они заявили, будет немецкая передовая. Эта передовая застряла до лета 1942 года, когда немцы двинулись через Дон в направлении на Сталинград.
Утром 8 декабря мы двинулись в деревню Санжаровка, куда дошли к вечеру. В домах было полно немцев. Зима снежная, холодная, шли мы по колено (для взрослого человека) в снегу, сестренки держались за подол мамы. Переночевали вместе с хозяевами в хлеву со скотиной. А утром - в обратный путь, только до поселка «8 Марта», где в бане, не работавшей уже три месяца, расположилось человек 200 из нашего поселка. В этой бане мы прожили пару месяцев, обогреваясь собственным дыханием и теплом от тела. У меня была подстилка, какая-то шубейка, полная вшей. Пришлось ее сжечь. Питались мы картофельными очистками из немецкой кухни. Иногда в помоях находили кусочек хлеба. За продуктами-мерзлый картофель, сахарная свекла, квашеная капуста, шкуры коровьи, много лет висевшие на чердаке в нашем доме в Октябрьском, -ходили несмотря на приказ немец-кого коменданта о расстреле на месте без предупреждения. Это была не просто угроза, это было в реальности. Немцы застрелили бабушку моей одноклассницы, а она сама отморозила все пальцы на руках. Как выжили - удивляюсь до сих пор. При всем этом укрывали раненного в ногу красноармейца, а когда у него пошла гангрена, ему несколько дней отпили¬вали ногу простой пилой. Наркоз взять было негде. Еду ему собирали все. Выжил солдат.
Когда мы по закоулкам депо «Восток» и угольного склада пробирались в свой дом в Октябрьском, увидели мужчину на фоне бетонного забора, сигнализирующего советским войскам на станции Депрарадовка с помощью азбуки Морзе (флажками). И он, и мы сильно испугались. Сигнальщик растворился, как будто его и не было, а мы продолжили путь за продуктами. На обратном пути, уже выйдя из запретной зоны, мы все-таки нарвались на немецкий патруль. Я нес небольшой бочонок мерзлой квашеной капусты. Немец крикнул в мой адрес: «Партизан!» - и пнул кованым сапогом под зад. Я полетел с 3-метровой насыпи вслед за бочонком. Подобрал его потом, донес до бани. Утром обнаружил, что обморозил большие пальцы на ногах. Но ничего, обошлось: поболели, кожа облезла - и только.
И еще яркое воспоминание о первом дне появления у нас немцев - немцы забрали поросенка у нашего деда Василия. Дед Василий не отдавал поросенка - упирался. Немцы всыпали ему 25 шомполов, отчего он в течение недели умер. А поросенка немцы забрали, притащили его во двор моего деда Моисея, подвесили на яблоне во дворе, содрали шкуру. Дальше и так все ясно.
Осенью 1941 года я, как и положено, 1 сентября пошел в школу -в третий класс. Проучились мы тогда 2 месяца. Во время немецкой оккупации в поселке «8 Марта» тоже открывали школу - в здании, приспособленном под класс. А в семилетней школе поселка «8 Марта» на первом этаже жили немецкие лошади. Питались и жили они гораздо лучше населения. В так называемой школе для нас преподавала русская женщина. Над дверями внутри класса повесили портрет Гитлера. У меня хватило ума привязать портрет шпагатом к дверной ручке .После звонка учительница вошла в класс, и портрет Гитлера свалился ей на голову. На этом учеба в школе для меня закончилась»...
(Продолжение в следующем номере)
Газета «Слюдянка» №8 от 27 апреля 2012 г
Сообщение отредактировал morozovlit - Вторник, 14.01.2014, 16:51 |
|
| |
| morozovlit | Дата: Вторник, 14.01.2014, 16:43 | Сообщение # 24 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
А это продолжение в следующем номере той же газеты.
Воспоминания жителя Слюдянки Бориса Васильевича Гребенюка: Война. Оккупация. Освобождение
Сегодня мы продолжаем публикацию воспоминаний Бориса Васильевича Гребенюка о жизни в оккупации в 1941-1943 годах. Начало его рассказа («Война казалась нам далекой») было опубликовано в номере от 30 апреля.
Настала весна 1942 года. Немецкие войска двинулись к реке Дон, а потом - на Сталинград.
Мы немного ожили: выросла зелень: крапива, осот, лопух, лебеда. Проснулись после зимней спячки в прудах лягушки, галки и вороны начали нести яйца в гнездах. Вот это все и стало основной пищей для оккупированного населения. Но еще до наступления весны мама, взяв в руки свою швейную машинку, несколько раз ходила в сторону Днепра. Там в деревнях она шила - зарабатывала на посадку картошку, пшеницу, просо, ячмень. Надо же было как-то жить дальше. Поля заросли бурьяном в рост человека. Земли - сколько сможешь, столько и обрабатывай. Люди посадили огороды, посеяли зерновые.
Продвинувшись на восток, немцы протянули кабель вдоль железнодорожной однопутной линии Дебальцево-Депрарадовка. Меня заинтересовала муфта, соединяющая концы катушек кабеля. Изготовлена из алюминия. Особенно ни о чем не думая, я эту муфту вырезал. Через несколько минут увидел двух вооруженных автоматами немцев, идущих вдоль линии. Пришлось с этой муфтой спрятаться в лесопосадке. Наблюдая за немцами, понял, что линию кабеля они срастили без муфты. Меня не обнаружили, так что домой добрался благополучно.
При движении немцев к реке Дон наши самолеты У-2 не давали им покою ни днем, ни ночью. Днем летали, буквально «цепляясь» за трубы домов, и через борт летчики бросали гранаты. Ночью возили бомбы и «зажигалки» USA (США). Их бросали сериями. Погасить «зажигалки» невозможно, фосфор горит даже при заливании водой. Можно только засыпать землей или песком. Немцы по самолетам стреляли из пистолетов, автоматов, винтовок, но урона не было. Только один раз подбили У-2. Он приземлился посреди поля между поселком «8 Марта» и Волчановкой. Это 3,5 - 4 км от нашего поселка Октябрьского. Помню, как из обоих поселков к самолету бежали немцы. Стрелять нельзя - бегут навстречу друг другу. Один из летчиков бегает возле носовой части самолета, что-то делает. Затем крутанул винт, вскочил на крыло, и У-2 взлетел. Стрельба немцев в догонку результата не дала...
Это был женский авиаполк Марины Михайловны Расковой - майора, Героя Советского Союза (на снимке). А знали мы это от немцев. В грозные годы Великой Отечественной войны майор Раскова умела управлять несколькими типами боевых машин. Командовала боевым полком, формировала авиационные подразделения из девушек. Её авиационный бомбардировочный полк за боевые подвиги удостоен орденов Красного Знамени и Суворова, Гвардейского знамени, этот полк воспитал 23 героя Советского Союза. Марина Раскова погибла при выполнении боевого задания 4 января 1943 года.
Однажды с возвышенности мы увидели воочию дуэль бронепоезда №11 «За Родину» с немецкой пушкой в кирпичной железнодорожной казарме. Пока немцы не двинулись на Дон, им покоя не давал этот бронепоезд, подходивший к передовой позиции Красной Армии в районе станции Депрарадовка. На двух полубронированных платформах этого поезда были счетверенные установки из пулеметов «Максим». Уж очень досаждал немцам этот бронепоезд, ведь артиллерии у них на нашем участке не было.
Весной 1942 года фашисты все-таки подловили наш бронепоезд на станции Депрарадовка, установив одну 88-миллиметровую пушку в железнодорожной кирпичной казарме в 3,5-4 км от стоящего бронепоезда. Они подбили с первого выстрела «Овечку» - ОВ, паровоз бронепоезда, повредили ходовую часть. Бронепоезд стоял на месте 2 часа, пока не пришел за ним простой паровоз серии «Э». Пушка немцев сделала еще пару выстрелов по бронепоезду, и ответным огнем артиллерии бронепоезда железнодорожная казарма с немецкой пушкой была превращена в груду щебня.
В сторону г. Ворошиловграда (Луганска) двигались мощнейшие по вооружению силы немцев и их союзников (румыны, итальянцы). Сплошной лавиной шли автомашины с пехотой, артиллерия (в том числе огромные осадные орудия), танки. В это же время на станции Дебальцево скопилось 22 эшелона немецкой техники, боеприпасов, продовольствия. Дальше двинуться они не могли - партизаны взорвали мосты. Интересный факт: целый день, пока на станции стояли эти составы, над головами у немцев летал «Фокке-Вульф», немецкий двухмоторный самолет-разведчик (коррек¬тировщик, «рама»). Немцы на него не обращали внимания, а экипаж-то был советский! К вечеру прилетел один ИЛ-2, развесил на парашютах осветительные ракеты - произвел указание цели и улетел. Следом прилетела армада наших ИЛов и пошла бомбить разведанные цели. Сделали по несколько заходов «колесом» на одну и ту же цель. Два немецких склада, румынский и итальянский в городе и 22 эшелона на станции Дебальцево горели и рвались около недели. Из горящих вагонов тек горящий сахар (коричневый). Люди его ведрами черпали -жрать-то надо! Но вот что интересно: даже при огромном недостатке продуктов питания никто ничем по-серьезному не болел, хотя были голы и босы.
На зиму 1943 года продукты заготовили сами: убрали урожай зерновых серпами, потом молотили цепами, веяли, мололи на муку, крупу и т.д. Слава Богу, старики еще не забыли, как это делается вручную, и молодежь научили.
Война. Оккупация. Но дети оставались детьми. Мы все равно играли. Только игры у нас были особенные - военные. Когда взрослые не видели, мы шли на заминированное поле, где рос бурьян в рост человека, где были «немецкие мины» на проволочных растяжках. Суть игры - надо перейти на другую сторону минного поля. Один идет - десяток разинули рты, смотрят: взорвется или нет. Ни один не взорвался.
Но не всегда все обходилось благополучно. Один из наших пацанов ковырялся во взрывателе - вынимал бикрофордов шнур, так ему оторвало три пальца рук, повредило глаз и живот. А при «работе» со взрывателем 122-миллиметрового неразорвавшегося снаряда сидевший на нем паренек взорвался. Хоронить было нечего...
Летом 1942 годы мы с дедом Моисеем пошли в лесополосу собирать грибы сморчки. Там я нашел две итальянские ручные гранаты. Деду говорю - гранаты, а он - консервы. А они похожи на консервы - банка красная, с ремешочком. Я ремешок выдернул и бросил. Дед спорит - открывай, это консервы. В споре я пару раз пытался вырвать зубами ремешок, да силенки не хватило. К тому же прямо над нами и над железной дорогой в это время пролетел У-2 - не до гранат. Так с грибами и приволокли эти банки домой. А женщины, перебирая грибы, нашли их, поставили на полку в коридоре и забыли про них. Зашел эсэсовец-офицер, увидел гранаты. Деда двое суток пытали, но отпустили живьем...
Еще одна встреча с эсэсовцами: один из них заходил к нам пытать малых ребят: «Знаете? Видели вот этих?» И показывал комсомольские билеты краснодонцев. Краснодон-то, по российским меркам, - рядом. Да и Любовь Шевцову взяли в машине немецкого офицера на шоссе Ворошиловград-Радакова. Они там концерты давали.
А гранаты у нас почему-то эсэсовец не забрал, хотя и допрашивали деда. Потом мы с пацанами попросили итальянского офицера показать, как они взрываются. Он рассказал, сказал нам отойти в сторонку и бросил гранату. Но что-то очень неудачно - ему оторвало голову. Нас, конечно, как ветром сдуло. Преследования не было, никто никого не допрашивал. Во-первых, не немец погиб, а союзник. А, во-вторых, якобы, сам виноват - так немцы решили.
Кстати, летом 1942 года я нашел советскую десятизарядную полуавтоматическую винтовку, которую кто-то из наших потерял во время отступления в 1941 году. С ней я справился быстро - от ржавчины отдраил (шомпол был на месте). А вот с затвором пришлось повозиться: такая техника для меня - новинка, все незнакомое, да еще и ржавое - не разбирается. Выручил керосин, который нашелся у деда Моисея. Справился с затвором, винтовка заработала. Из этой винтовки мы с братом Виктором стреляли по угольной эстакаде, заправке паровозов, где работали нестроевые немцы. Сразу же по поселку на машинах начинали ездить немцы: кто стреляет, откуда? Но нас уже и духу не было. А винтовка спрятана на чердаке нежилого дома, откуда мы и вели огонь.
Боеприпасов кругом - море. Простые патроны, с зажигательными пулями, с разрывными -все, что душе угодно. Даже ручные гранаты мы находили. Особенно нам нравились немецкие - с длинной ручкой, они взрываются так, что можно поймать после броска и швырнуть обратно.
На квартире в избушке у брата Виктора отдельно проживал один немецкий офицер. Почему один и долго - не понятно. Брат подсмотрел, что у него в чемодане под кроватью лежит шоколад в пачках. Как-то в отсутствие офицера брат открыл чемодан, а наверху лежит браунинг. Тут уж не до шоколада. Взял браунинг, нажал на курок - выстрел! А офицер уже шел по двору. Дело закончилось тем, что офицер отдубасил брата доской из забора так, что он до конца дней своих мочился постоянно. Брат после погиб во время обвала в шахте, его завалило, он получил перелом позвоночника и умер.
Летом 1942 года с моей мамой произошел курьезнейший случай. Наши артиллеристы примерно раз в неделю обстреливали немцев, а заодно и нас. В один из очередных обстрелов она спряталась под кровать. Снаряд фугасный 76-миллиметровый пробил черепицу на крыше, глиняный потолок и упал на кровать с панцирной сеткой, под которой пря-талсь мать. Похлопал ее через сетку по попе и ... не разорвался. Пришлось потом уносить его в поле. Фугасный - с колпачком на взрывателе, осколочный - без колпачка.
В поселке в это время электроэнергии не было, только столбы путевые креозотные поставили да радио провели.
Война - войной, а летом 1942 года пацаны играли в «футбол». Игра начиналась во время артобстрела. Мы вычисляли: недолет, перелет. Очередной снаряд должен быть в цель. Это так называемая «вилка». Уже в то время мы это хорошо поняли. На поле никого, а снаряд рвется в одних из ворот.
Зимой 1942 года Красная Армия по-настоящему заявила, что она еще жива. 23 февраля была разведка боем на село Санжаровка (жаль, там на косогоре остался наш сержант) и на «военный городок» (Украинская трудовая армия, 1920 г). В «военном городке» находились 4-этажные здания. Красноармейцы их захватили, но подкрепления не было. Немцы все здания сожгли, мало кто ушел, большая часть наших солдат погибла в огне.
Конец 1942 года ознаменовался разгромом войск Паулюса в Сталинграде. На его выручку была брошена армия Манштейна. Её так срочно перебросили из Африки, что немцы говорили, что проехали мимо дома и не смогли дать об этом весть родным. Танки были окрашены в желтый цвет - цвет пустыни. Из этой затеи ничего у немцев не вышло. Не помогла и авиация Геринга, снабжавшая Паулюса в окружении.
Во время маминых походов на заработки за Днепр однажды она взяла и меня. Что удивительно, в некоторых населенных пунктах немцев не было. Пока мама работала, меня отправили пасти гусей - угнать их на речку, а вечером пригнать обратно. Здоровенный гусак так натрепал меня, что до сих пор помню. Вот там я впервые в жизни ел мед с солеными арбузами - это вкуснее лягушек.
В начале 1943 года советские войска значительно приблизились к Донбассу, но... Особенно близко подходила конница, но немцы ее почти всю уничтожили авиационными ударами. Жители Дебальцево, которых осталась половина от довоенного уровня, ходили в это место, где погибло много лошадей, за мясом.
Накануне освобождения немцы вечером прибыли в наш поселок, расположились ночевать, а рано утром приехал немецкий офицер, и они рванули на Запад, выходя из окружения.
После освобождения, 3 сентября 1943 года, я пошел в пятый класс, который закончил с «осенней подготовкой», так как переболел брюшным тифом. Тиф притащили заночевавшие в нашем доме штрафники. Они были до того вшивые, что трясли гимнастерки и нижнее белье над раскаленной докрасна плитой, а вши трещали, как семечки при жарке.
На третий день после освобождения недобитый предатель РОА (Русская освободительная армия), находившийся на древнем кургане, открыл пулеметный огонь по нашим тыловым частям. Конечно, он был уничтожен, но вреда принес немало.
В тот же день идущий своим ходом танковый батальон Т-34 в 3,5 км от поселка не мог преодолеть выемку трех железнодорожных путей Баржиковка-Чернухино - по сути это для них был противотанковый ров. Танки пошли в обход, где выемка кончалась, но там Т-34 не проходит по габариту в водосточную трубу. И как хорошо, что батальон сделал привал и рядом был родник. Я с двоюродным братом Виктором оказался в аккурат в этом месте. Попытки штурмовать теперь насыпь железной дороги успеха не дали. А если бы танки пошли на нулевом уровне железной дороги, они нарвались бы на еще советские противотанковые мины. Смотрели мы на этот штурм насыпи. С тре¬тьей попытки взобрался на нее только командирский танк. Я предложил офицеру путь, где нет мин и профиль ровный. Нас с братом посадили на головной танк, доехали до поселка. А далее был путь батальону по дороге Ворошиловград-Сталино (Луганск-Донецк). У поселка нас высадили, и батальон продолжил путь на Запад.
Поезда пошли через нашу станцию Дебальцево только на пятые сутки после освобождения.
Характерно, что у мамы в трудовой книжке записано: работала по 7 декабря 1941 года. Вышла на работу 3 сентября 1943 года. Вода нужна всем: и народу, и паровозам.
Колея рельс советская и западноевропейская разнится, наша - шире. Надо было все переделывать после немцев. А немцы бежали так, что ничего не успели взорвать.
Шестой и седьмой классы мы проучились без происшествий. В школу я тогда ходил в немецких подкованных шипами кожаных ботинках, которые стащил у немцев, когда они от нас драпали. Ботинки были всепогодные.
После Великой Отечественной войны паровоз бронепоезда, о котором я писал выше, прибыл в депо приписки на станцию Дебальцево-Сортировочный «Восток». Когда с паровоза сняли броню, на него невозможно было смотреть - грязь, ржавчина, мазут. Наш бронепоезд был под Сталинградом, на Орловско-Курской битве.
После окончания 7 класса я поступил в сталинское артиллерийское подготовительное училище в г. Сталино. Это я к тому, что в Великую Отечественную войну и по ее окончании дети войны, безотцовщина - никто не был брошен на произвол судьбы, как сейчас. Обо всех побеспокоилось государство: работали суворовские и нахимовские училища, ФЗУ и т.д. Что сейчас с молодежью, всем понятно и так.
Б. В. Гребенюк, г. Слюдянка
Газета «Слюдянка» №9 от 4 мая 2012 года
Сообщение отредактировал morozovlit - Вторник, 14.01.2014, 16:47 |
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Вторник, 14.01.2014, 18:47 | Сообщение # 25 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
morozovlit,
Cпасибо Вам за подборку материала, правда есть кое-какие неточности, но в целом- здорово, ничего не скажешь!!!
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
|
|
| |
| morozovlit | Дата: Среда, 15.01.2014, 12:05 | Сообщение # 26 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
Цитата SCHURCHEN ( ) сть кое-какие неточности,
|
|
| |
| morozovlit | Дата: Среда, 15.01.2014, 12:10 | Сообщение # 27 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
А я продолжаю размещать воспоминания наших земляков о тех днях.
Литературно-творческое объединение «Строгино» через сайт «Дорогами Победы» рассказывает о боевом пути ветеранов Великой Отечественной войны, тружениках тыла и детей войны.
БОРИС ГРИГОРЬЕВИЧ ДОЛГИЙ
Оккупация
( Автобиографическая повесть)
С вершин прожитых лет не просто восстановить в памяти детали быта канувшего в вечности детства. Однако, неизгладимые впечатления в жизни на оккупированной территории родного города Дебальцево Донецкой области, стоическая борьба за выживание всегда остаётся в моей тускнеющей памяти. Вот об этих-то годах периода Великой Отечественной войны и хотелось бы мне поведать молодому поколению, живущему в современных условиях мира искушений.
Уже второкласснику школы мне успели учителя заложить в душу каноны социалистического патриотизма, благодаря которым я не сомневался в могуществе своей «непобедимой и легендарной» Армии, когда нас «в бой пошлёт товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведёт». А поэтому не понимал, как могло случиться, что с июня 1941 года немецко-фашистские войска так быстро продвигались по Украине и уже к осени приблизились к моему Коняевскому посёлку города Дебальцево? А какие только бравые речи по радио ни уверяли нас о близком разгроме «фашистской гадины», что «победа будет за нами – враг будет разбит».
Но вот стали звучать взрывы на железнодорожном сортировочном узле, где подрывались путевые сети, чтобы железной дорогой не воспользовались захватчики. А из завода в эшелоны погружались станки и другое оборудование, вывозимое на Восток вместе с рабочими завода, в числе которых был и мой отец.
И вот наступило полное затишье, временами нарушавшееся гулом немецких самолётов, сбрасывавших зажигательные круглые бомбы в виде арбузов, которые при разрыве разбрасывали горящую жидкость.
В городе установилось безвластие. Люди посёлка растаскивали хлеб из хлебопекарни. Мне также довелось принести домой в авоське два раза свежие хлебные булки, а из библиотеки унести огромный толстый том сочинений Александра Пушкина, который с увлечением я читал и который привил мне любовь к поэзии.
Ходили слухи, что немцы вот-вот зайдут в посёлок. Но вместо них мы увидели, как по усадьбам дворов, не разбирая дорог, убегали советские солдаты в неряшливой форменной одежде, один с винтовкой, двое без винтовок, не у каждого за спиной рюкзак или противогаз. Все они держали одно направление – на восток в сторону видневшегося поля за лесным редким массивом.
И снова затишье. Через некоторое время мы увидели, как по улице не стройными шеренгами заходили немецкие солдаты в наше настороженное селение. По радио и в прессе говорилось о том, что ворвались в СССР в зверином обличии. Что-то в этом роде я и ожидал увидеть в них. Однако они шли спокойно, уверенно, держа наперевес автоматы, а сами эффектно выглядели в своём обмундировании. Посматривая по сторонам на людей, они с кажущимся спокойствием шли по направлению убегавших наших солдат. Всё проходило далеко не так, как помнилось мне из прошлых кинофильмов.
В наш дом поселились пять немецких солдат. Между нашим двором и соседним домом прикатилась пушка, которая стала стрелять в сторону поля, где виднелись маленькие фигуры отходивших наших солдат. Немцы из окна комнаты, наблюдая за отступавшими, почему-то стали смеяться над стрелявшими артиллеристами, которые, как видно, стреляли мимо цели.
Обращаясь к нам с мамой, немцы называли нас «пани» и «пан». Мы их поэтому тоже так называли. Я только через годы понял, что польское обращение к нам – результат оккупации этими солдатами Польши.
Утром следующего дня я увидел в своём дворе кучу трофейных боеприпасов советской армии: винтовки, пулемётные ленты с патронами, гранаты и другие предметы. Выйдя на улицу, я наткнулся на валявшуюся трубочку в виде бронзового карандаша с красно-зелёным наконечником. Я поднял находку, а затем взял молоток и хотел на пороге сделать себе отвёртку, расклепав конец «карандаша». Вдруг кто-то забарабанил в окно из комнаты. Я обернулся и увидел, как немец, махая руками, крикнул:
– Пан, бух, бух! Капут!
Тут я понял, что бить по «карандашу» опасно и бросил его в кучу. Вышедший ко мне немец поднял ту трубочку, взял гранату и показал на отверстие в ней, куда вставил, а затем вынул обратно тот «карандаш». Я понял, что это был капсюль, который мог бы от удара взорваться.
А после ухода от нас немецких солдат и вывоза трофеев со двора, в него заехала подвода, сопровождаемая тремя одетыми в немецкое обмундирование мужчинами, говорившими на украинском языке. Как после выяснилось, в повозке хранились крупные куски сала, которые эти пособники оккупантов куда-то перевозили.
После отъезда подводы к нам поселили раненого в плечо солдата Ганса, с которым нам общаться пришлось трое суток. Он познакомился с нами, вежливо обращался, как будто давно нас знал. Попросил он меня ходить на армейскую кухню и приносить ему в котелке обед. Я с удовольствием выполнял его поручение, от которого и нам с мамой могло кое-что перепасть.
За три дня Ганс выздоровел. А однажды устроил мне «шутку». Вдруг спросил меня:
– Ты – комьюнист, большовик?
Я отрицал. Тогда он взял меня за голову, наклонил и слегка зажал её между своих ног. Затем сделал шлепок рукой ниже моей спины и повторил:
– Ты – комьюнист, большовик?
Тогда я произнёс:
– Да, да, пан, я комьюнист!
И он отпустил меня, вынул из кармана советскую звёздочку, затем со словами:
– Их тоже комьюнист, – вручил её мне.
Его проделка со мной представлялась как обычная шутка скучающего человека, но вспоминая о ней через годы, я понял почему в событиях тех фронтовых дней поступки немецких солдат резко отличались от жестоких действий солдат, которые появились после удаления фронтовой линии дальше на восток. Как видно, в числе передовых отрядов наступавших преобладали солдаты политически неблагонадёжные или с иным подозрительным прошлым, иначе говоря – штрафники.
Но вернусь к Гансу. На третий день к нам зашёл фельдфебель (офицерский младший чин) и что-то сказал Гансу. Тот молчал. Тогда пришелец стал на него кричать, касаясь рукой кобуры с оружием. И вдруг Ганс вскочил с места, схватил винтовку свою и выскочил из дома.
Мы позже узнали, что Ганс погиб, – он бросился бежать к передовым позициям фронта, которые находились уже через две улицы от нашего дома, там его сразила пуля, но чья – не известно. Амуниция Ганса долго лежала в нашем доме, пока её немцы не унесли. Но из продуктов, что находились в его рюкзаке уже, с нашей помощью, ничего не было. Ведь голод, царивший тогда, толкал людей на самые отчаянные поступки.
Вспоминается декабрь 1941 года. На заснеженной полосе прифронтовой нейтральной зоны с осени лежали около десятка убитых лошадей советских кавалеристов, которые пытались ворваться в наш посёлок, что был уже к тому времени захвачен немецкими войсками и укреплён по лесной полосе дотами и траншеями с окопами, а поле заминировано. Теперь эти замороженные лошади в снегу влекли к себе жителей посёлка добычей мяса. Ночами, рискуя, люди пробирались к лошадям и рубили их на куски. Немцы всё это видели, но мер не принимали, только изредка постреливали для острастки. Нам с мамой тоже досталась от добрых людей лошадиная голень, из которой мы извлекли пулю.
Наш посёлок постоянно подвергался артиллерийскому обстрелу со стороны, с которой принеслась на гибель советская кавалерия. Но в наступление немцы пока не решались. Они предприняли меры по выселении всех людей посёлка в город, подальше от фронта. Вскоре в посёлке не осталось даже живой собаки.
Нам с мамой довелось поместиться в доме одной пожилой женщины. Здесь мы с горем пополам прожили до весны 1942 года, когда фронт продвинулся восточнее, а все жители посёлка возвратились по своим домам.
Вскоре появились на улицах немцы в форме, отличающейся от формы полевых солдат. Они обходили все дома и насильно уводили всех оставшихся дома мужчин, которых увозили в Германию, и которых никто больше не видел.
Мрачные дни оккупации запомнились не только грустью по рухнувшей, казалось, стране – самой богатой и «непобедимой», – но и угнетало безнадёжное отчаяние за судьбу героического прошлого Родины, о которой в школе и в кинофильмах нам, подросткам, вбивалось годами в души чувство гордого патриотизма. И было до боли обидно слышать весёлые мелодии песен и маршей на губных гармошках захватчиков, которые уверяли нас, что Москва почти в кольце и скоро будет взята. И мне думалось: а как же мы будем жить без Сталина?..
А ко всем этим невзгодам угнетал нас затянувшийся голод. Люди с трудом добывали, кто, как мог, себе питание. Мама находила какие-то травы и с очистками от картофеля варила подобие супа. Из молотого зерна на жерновах добывали муку и пекли лепёшки на каком-то техническом масле. Мы с соседом Дёминым Витей осенью ходили полубосые в картофельное поле, которое год не обрабатывалось, но в земле оставался прошлогодний картофель, который мы приносили домой. Он на вкус был приторно-сладкий, но приходилось терпеть. Виктор на том поле застуди ноги, заболел туберкулёзом и умер.
Однажды нам с ребятами повезло добыть немецкие банки с консервами. Дело в том, что некоторые взрослые девушки, не уехавшие добровольцами на фронт, как другие, служили подсобными рабочими у немцев в различных учреждениях. Чем они там занимались, не рассказывали, но домой приносили много продуктов питания.
В один из летних дней ребята подкараулили дом, где проживали две сестры, выследили, куда они прячут ключи, когда уходят на работу, и мы забрались в их комнаты, там собрали и вынесли много банок мясных консервов.
А подтолкнуло нас на этот «подвиг» обстоятельство голода, когда наши родители уходили на несколько дней в далёкие сёла и деревни, чтобы поменять одежду на продукты питания (хлеб, муку, зерно, соль и т.д.). А мы, дети, оставались одни на попечении знакомых ли родственников. И тогда доводилось питаться то птичьими яйцами, то поджаренными на костре птенцами.
Так проходили томительные дни оккупации. В нашем городе и в посёлке было спокойно, немцы вели себя без вандализма, но в соседней области Ворошиловградской (Луганской) мы слышали о каких-то партизанских выступлениях молодых людей. Как позже выяснилось, это был город Краснодон. Слухи доходили из иных мест, где буйствовали немцы против оказывавшим им сопротивление, там даже появились и виселицы.
Однажды в наступившую зиму 1942 года ночью к нам постучался немецкий солдат. Когда он вошёл в комнату, мы при свете горевшей керосиновой лампы разглядели его убогий вид: помятая шинель, пилотка натянута на уши, шея обмотана женским платком. Первое, что он сделал, это подошёл к плите и стал отирать озябшие руки, переступая с ноги на ногу и что-то про себя приговаривая. Когда отогрелся, он с горечью стал на плохом русском языке говорить о Сталинграде, что-то о Гитлере, о Сталине, которых надо взять и… (Он руками изобразил два кулака, которые резко сдвинул один с другим). Разгадка смысла его возмущения наступила для нас с мамой позже, когда до нас дошли сведения о битве под Сталинградом, откуда и появился, очевидно, тот солдат.
И вдруг в начале лета 1943 года в воздухе стали появляться советские (!) самолёты, бомбившие оккупантов уже в их тылу, далеко от фронта. И с каждым днём налёты усиливались. Горели военные склады, рушились казармы, где обитали солдаты, а вместе с их жертвами появлялись и убитые жители города. Даже ночью появлялись бомбовозы. Они сбрасывали на парашютах какой-то горючий материал, который долго зависал в воздухе и ярко освещал окрестность. При этом, сам самолёт разглядеть было невозможно, он был невидим из-за яркого света, ослеплявшего зенитчика.
Дневные налёты часто заставали нас, ребятишек, на улице. Услышав гул самолёта, мы выжидали, откуда он заходит на бомбёжку, а потом прятались в укрытие противоположное сбрасываемым бомб. В качестве укрытий выбирались стены ближайших домов, куда успевали добежать.
В конце лета как-то незаметно наступила тишина. А за ней потом опять в городе и посёлке образовалось безвластие. И вот послышался гул машин. Мы увидели, наконец, своих советских солдат, ехавших на машинах и приветствовавших встречавших их радостных людей посёлка.
Меня поразило несоответствие между отступавшими нашими солдатами и этими, казалось, холёными воинами, которых я видел только в фильмах, где показывались солдаты и офицеры царской армии. Не веря глазам своим, я видел солдат советской армии в форме с погонами! Я потом долго привыкал к такому преобразованию, даже делал из картона себе погоны и разукрашивал их в жёлтый цвет, рисуя на них звёздочки.
Тем не менее, жизнь шла своим чередом. Пока восстанавливалась повсюду советская власть, мы, ребятишки, вольготно проявляли любые шалости. По лесным зарослям, где полгода стояла линия фронта, мы находили боеприпасы: гильзы со снарядами, патроны, из которых извлекали порох путём удаления от них пуль, чтобы потом стрелять из «поджигняка», – это трубочка с прорезью. В неё засыпали порох, потом затыкали ствольный конец твёрдым предметом, подносили огонь к прорези с другого конца – и гремел выстрел.
Особенно забавно вёл себя порох от гильз снарядов. Это длинная макаронообразная трубочка коричневого цвета. От поджога она взмывает, как ракета, в воздух и со свистом мечется по сторонам, пока не догорит.
От неосторожных обращений с «забавными» игрушками случались и травмы. А кто посмелее других пытался выглядеть, выходил на поле нейтральной полосы, нарывался и на мины, от которых не одна коза, которую кто либо пас, подрывалась.
Тем временем в город возвращались эшелоны с вывезенным оборудованием завода, корпуса которого уже отстраивались. Прибыли и уехавшие на восток работники завода. Среди них и мой отец. По цехам размещались станки. В механическом цехе я увидел новые американские карусельные станки, револьверные и фрезерные, на одном из которых мне довелось в 1947 году поработать, производя болты.
Кроме технической помощи во время войны США оказывали, как я узнал, и другую материальную поддержку нашей стране. Отец с работы (он был формовщиком в литейном цехе) приносил яичный и молочный порошки, некоторые виды одежды. По городу разъезжали американские грузовые машины, мотоциклы.
Восстанавливался железнодорожный транспорт. А наш Дебальцевский машиностроительный завод начал выпускать паропутевые подъёмные двадцатипятитонные краны.
И очень жаль, что после той памятной перестройки, когда уже без войны раскололась страна на отдельные государства, наш завод зачах и превратился в развалины, оставив без работы тысячи рабочих, а я, находясь в России, стал на Родине иностранцем, который не может свободно приехать на могилу своей матери и повидаться там со своими постаревшими друзьями.
Но в настоящее время 2010 года с приходом нового руководства Украины ещё остаётся надежда на светлое будущее моей Родины.
Опубликовано 11 Ноя 2011 в 23:26. В рубрике: воспоминания.
Сообщение отредактировал morozovlit - Среда, 15.01.2014, 12:26 |
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Среда, 15.01.2014, 20:57 | Сообщение # 28 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
Цитата morozovlit ( )
сть кое-какие неточности,
вполне возможно. столько лет прошло. Какие конкретно неточности вы имеете ввиду?
До того был Харьков, разгром армий Тимошенко и лишь к концу июня начало июля 1942г бронированная армада вермахта поползла в Донские степи, но не весной, как пи шет автор. 
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
Сообщение отредактировал SCHURCHEN - Вторник, 21.01.2014, 00:02 |
|
| |
| morozovlit | Дата: Суббота, 18.01.2014, 02:12 | Сообщение # 29 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
Николай Марьевский
Патриарх ставропольской журналистики. Вот уже полвека он работает в краевых СМИ, – от корреспондента районной газеты до руководителя краевого радио и телевидения. Последние десять лет Николай Семёнович являлся доцентом недавнего СГУ на кафедре истории и теории журналистики, а так же почётным профессором СевКавГТУ. Ныне Н.С. Марьевский, отметивший свой 75-летний юбилей, – редактор газеты ВЕСТНИК (краевого совета ветеранов). Нижеприведённый рассказ «Горькая дорога детства»
Горькая дорога детства
Моё военное детство началось зимой 1941 года. В один из поздних вечеров декабря, когда за окнами трещал мороз и завывала вьюга, домой на несколько минут забежал отец. Поставил свой поездной железный сундучок на пол, (были тогда такие у машинистов паровозов вместо нынешних кейсов), и как-то тихо сказал:
– Собирай, мать, меня в дорогу!
Для нас, детворы, этот сундучок был волшебным – мы всегда находили в нём всяческие лакомства: то колбасу, а то конфеты или пряники. Кинулись мы к сундучку и в этот раз .А отец обнял всех нас вместе с мамой и не сказал, а выдохнул :
–Всё, родные! Паровозы эвакуируют вместе с бригадами, но без семей. Отправление через полчаса…
Мама, прижавшись к отцу, заплакала, а мы – дети - все трое повисли у него на шее и заголосили: «Папка, родненький, не уезжай!..»
–Деточки мои, вагоны для эвакуации семей разбомбили, а других нет, да и немцы уже в Хацапетовке… Прощайте, мои дорогие слушайтесь маму, держитесь вместе, – наставлял отец… – Вот вам на первых порах, – поставил он в угол полмешка муки и протянул маме круглую булку хлеба, а сам от бессилия заплакал…
Так мы впервые почувствовали и поняли, что такое война. Она в один миг надолго, а может быть, навсегда разлучала нас с самым близким после мамы человеком, с отцом. А мука эта потом кормила нас целых полгода. Мама спрятала её под матрасик в детской кроватке. А когда оккупанты приходили с обыском, она укладывала туда братишку и немцам говорила: «Кранк, кранк – тиф!» И они уматывали без оглядки, т.к. страшно боялись заразиться.
Какая уж тут эвакуация семей, когда Хацапетовка-то в десяти километрах от нашего города Дебальцево, а на улицах уже бухали разрывы снарядов, один из которых зарылся под нашу летнюю кухню, но не взорвался, и мы остались живы…Потом, после войны, сапёры выкопали его, увезли за город и уничтожили.
Всю ночь на улицах города шёл бой. А утром мы проснулись в оккупации. Помню в предрассветной морозной мгле противный до ужаса скрип колёс вражеских обозов из чудовищных автомобилей, пушек и танков. Позднее, когда я учился в девятом классе, наш незабываемый учитель-историк, участвовавший во взятии Берлина, капитан артиллерии Алексей Яковлевич Рудской рассказывал нам правду о войне. Мы узнали, что по приказу Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина «враг советского народа Л.П. Берия», как его потом определил Н.С.Хрущёв, чётко организовал эвакуацию не только сотен промышленных предприятий на Восток, а ещё и десятки сотен паровозов с погашенными топками, но укомплектованных бригадами. Эти сцепки по 10-12 паровозов с охлаждёнными котлами в темпе гнали через Ростов и Минеральные Воды до Баку, а потом на паромах через Каспий в Красноводск, нынешний Туркмен-Баши, и далее через Узбекистан и Казахстан аж до Иркутска.
И уже через месяц мой папа со своим целёхоньким паровозом оказался на Восточно-Сибирской железной дороге, где его бригада, как и сотни других, сутками водили поезда с вооружениями и личным составом на Москву. А в 1942 году эти паровозы были брошены на Волгу, доставляя под огнём противника боеприпасы и сибирские полки сначала на защиту Москвы, а потом и Сталинграда. Папа не раз рассказывал нам, как по пути от Камышина до Сталинграда за железнодорожными составами, которые они водили, охотились немецкие лётчики. Но паровозники сталинского призыва, коим был и мой отец и с гордостью носил соответствующий значок, умело маневрируя, обманывали фашистских асов и доставляли боеприпасы и людей в крепость на Волге. Но об этом нужен отдельный рассказ.
Вместе с маем к нам всегда приходит не только самая яркая пора
весны, но и главный наш праздник – День Победы! И не только для нас, граждан Советского Союза, а теперь – России, но и для миллионов людей в мире.
Когда началась Великая Отечественная война, мне не было ещё и пяти лет. Но я знаю, что такое фашизм! Мой дядя Борис Борисович Борисов писал стихи и погиб 18-ти лет от роду под Краснодаром в бою с фашистами, защищая Отечество.
А вообще фашизм унёс 50 миллионов жизней. Неисчислимое число людей стало калеками. Тысячи городов и сёл Европы и нашей Родины были превращены в пепелища…. Только в нашем родном Ставрополе оккупанты расстреляли и уничтожили свыше пяти тысяч человек. И почти столько же безвинных людей были загублены в городах Кавминвод.
Один из моих дедов паровозный машинист Василий Терентьевич Липовка остался в подполье в одном из городов Луганской области на Украине. Он был коммунистом. Его живым закопали фашисты. А вот мой отец, тоже машинист паровоза, Семён Петрович Марьевский никогда не состоял ни в каких партиях. Но в самые трудные для страны времена был на огненных рубежах Сталинграда… Теперь его называют Волгоград. Однако, весь мир знает и помнит не Волгоградскую, а Сталинградскую битву, не Санкт-Петербургскую, а Ленинградскую блокаду. И выдающийся русский журналист и писатель Виктор Некрасов назвал свою суровую, честную, правдивую и незабытую книгу «В окопах Сталинграда». Так давайте же и мы, а вместе с нами наши дети и внуки, будем помнить это, уважать наше прошлое и равняться на святые символы.
… Мне, пацану, не было и пяти лет, когда пришёл 41-й год. Я смотрел на войну детскими глазами, но я знаю, что такое фашизм. Потому что хорошо помню, как самолёт со свастикой буквально гонялся за нами с мамой, когда мы пробирались к ещё недогоревшему пшеничному полю, чтобы собрать уцелевшие колоски. И я до сих пор вижу перекошенное охотничьим азартом лицо фашистского аса, настолько низко проносился над полем его самолёт, поливая нас свинцовым дождём. Но не попал, и мы остались живы.
Весной 1942 года в моём родном украинском городе Дебальцево, оккупированном гитлеровцами, люди пухли и умирали от голода. Особенно страдали мы, дети, сутками простаивая в очередях на немецкой, так называемой фабрике-кухне за баландой-похлёбкой. Когда мой младший брат Геннадий, которому не было тогда и четырех лет, попросил у оккупанта кусочек хлеба, то получил удар сапогом в живот. А вот недавно я побывал в теперь уже известном всей стране хуторе Дегтярёвском и встретил там Николая Владимировича Пипко, которому теперь уже за 70! В 1943 году в их дом ворвались фашисты в поисках партизан и стали пытать его маму. Мальчишка бросился на них и, получив удар сапогом, на всю жизнь остался горбатым. Никакое лечение уже после войны не помогло, и Николай Иванович все эти годы носит фашистскую метку, мужественно преодолевая недуг, участвует в жизни хутора как может.
А сколько детей, в то время моих одногодков, были отправлены фашистами на мучительную смерть в Дахау, Освенцим, Бухенвальд… А ужасы Саласпилса?.. А сожженная вместе с людьми белорусская деревня Хатынь?! Всё это в памяти народной.
Фашисты панически боялись партизан и часто устраивали облавы и обыски. Однажды они ворвались и в наш дом. Эсэсовец хлестанул плетью с железным наконечником мою шестилетнюю сестру. Эта отметина осталась у неё на всю жизнь. А ещё я помню, как немцы сожгли весь соседний квартал домов вместе с людьми, потому что заподозрили присутствие там партизан. Никогда не забуду ужасную картину угрозы расстрела дедушки Павла, которого фашисты обвинили в том, что он – человек, потерявший ногу ещё в первую мировую войну, – якобы унёс с немецкого склада велосипед. Во дворе нашего дома они пытали деда, поставив его на колени в мартовский снег. Эсэсовец уже взвёл курок пистолета. И тут вернулись бежавшие накануне из города немцы-постояльцы и помешали расправе. Дед остался жив.
А этому предшествовало такое событие. На окраине нашего города за железнодорожной насыпью проходила линия фронта. В начале марта сотня наших моряков, которых до смерти боялись немцы и звали их «шварце катце» – чёрная кошка, проникла в город. Оккупанты в панике бежали. А через сутки моряки отошли за линию фронта, так как без подкрепления не смогли удержать город. Бежавшие немцы и румыны возвратились в город, и эсэсовцы начали обыски.
… Ближе к лету 1942 года наши войска отступили к Волге и к Кавказу, и в нашем городе фашисты установили «новый порядок». Продуктовые запасы у нас кончились, есть стало нечего. А на Кавказе, в селе Ивановском Либкнехтовского (теперь Кочубеевского) района жили родители нашей мамы – бабушка Дуня и дедушка Фома. И мама решила добираться вместе с нами туда – ведь вместе беду пережить легче.
Дед Павел соорудил нам двухколёсную тачку, и мы двинулись в путь. Хотя «мы двинулись», – это громко сказано. Мне было в ту пору уже около 6 лет, сестре Вале – 7,5, а брату Гене – 4,5 года. Передвигались мы порой, сидя в тачке-повозке, которую тащила мама. У местных жителей, а иногда и у оккупантов просили еду. Чаще всего это делал брат Гена, так как научился лопотать по-немецки. Путь наш пролегал через Хацапетовку, Амвросиевку, Красный Сулин, Новочеркасск, Ростов – на Дону, Батайск, Кущёвку, Кропоткин, Армавир, Невинномысск, а это ни много ни мало 800 километров. Из Дебальцево мы вышли первого сентября, как в школу, а в Ивановку добрались уже после Покрова, к концу октября. Значит шли мы по оккупированной территории почти два месяца. Больше недели жили на заброшенной ферме т.к. мама простудилась и сильно болела. А когда поправилась, двинулись дальше.
Помню последние километры пути. Переночевав у добрых людей в Невинномысске, утром тронулись дальше. До Ивановки оставалось чуть более десяти километров. День был солнечный, теплый. Стояло запоздалое бабье лето. После окраинного невинномысского посёлка шерстомойной фабрики дорога пошла в гору. В тачке ехать никому не досталось, мы шли пешком и пытались подталкивать повозку, помогая маме. Помню, я настолько ослаб, что не мог даже шагать и уселся на дорогу, в пыль. А когда повозка, достигнув вершины подъёма, скрылась за бугром, я всё же встал и побрёл в гору.
Конечно, не всё из мною рассказанного я помню детально. Ведь мама потом не раз в подробностях вспоминала о нашем «путешествии» долгими зимними вечерами, когда мы – дети войны – при керосинке учили уроки, а бабушка Дуня и тётушка Женя слушали её рассказы. И такими словами она говорила, что накатывались слёзы, я так не смогу. А диктофонов в ту пору не было. А теперь вот нет уже и мамы, совершившей настоящий подвиг во имя спасения своих детей. Поэтому я рассказываю так, ак запомнила детская память.
Детская память…Она вообще-то такая цепкая. То вспыхнет, как летняя зарница. Блеснёт и осветит картинку, а потом погаснет. Так вот и у меня сейчас, уже седого, а сердцем молодого, того шестилетнего хлопчика – то и дело в памяти что-то проблеснёт и высветит какой-нибудь эпизод той далёкой поры, а потом вдруг затуманится, затянет дымкой…Но бывает и так, что некоторые, как теперь говорят, сюжеты, не забываются, не исчезают, не затуманиваются, а стоят в памяти, будто это было вчера .Так ощутимо, так остро и так больно, как прощание с любимой. Навсегда!
Вот как, например, забыть такое… После месяца нашего нелёгкого пути по оккупированной фашистами земле добрались мы до одного крупного кубанского хутора. Немцев было не видно. Заночевали в чудом сохранившемся строении колхозной бригады. А утром постучались в калитку крайнего дома. С виду крепкого, не под камышом, под черепицей. Залаяла во дворе собака. Вышел дядька, справный такой, довольный, краснолицый, в шапке-кубанке и в немецких зелёных галифе. Как потом мы узнали от людей, оказалось, староста здешний, немцами назначенный. Братишка мой, четырёхлетний Гена заученно запричитал: «Дяденька, дайте, пожалуйста, ради Христа, хоть хлеба кусочек, хоть картошиночку».
Так его научила мама. А дяденька гыкнул на нас ,а выскочившей со двора собаке скомандовал:
–Таран,а ну-ка возьми этих краснопузых…
И пёс с лаем кинулся на нас…
Было, к сожалению, и такое. И забыть это невозможно, как не убеждает меня мой сегодняшний сотоварищ по совместной работе в прелестях и благородном влиянии на человека частной собственности. Тот дядька в кубанке, наверное, тогда только что почувствовал себя собственником, правда, с помощью гитлеровцев, а тут какие-то просители и он, обозвав нас почему-то краснопузыми, науськал собаку.
А ещё помню…Когда мы уже добрались до Ивановки, где жила наша бабушка Дуня, нас отмыли от двухмесячного налёта грязи в дубовой десяти вёдерной бочке с зеленчукской водой, накормили и уложили спать. А наутро у братишки под подушкой обнаружили корочки хлеба. Малыш заначку устроил, зажав в кулачке сухарики, неуверенный в завтрашнем дне.
Вот такое было у нас военное детство. И не дай Бог, чтобы подобное время повторилось…
Своими ногами мы шли, конечно, не всю дорогу. Не то что мама! Она отмерила шагами весь тягостный путь. А нас жалела. Посадит, бывало, всех троих в кузовок той двухколёсной коляски, сама запряжётся в оглобли и тащит её вместе с поклажей, как некрасовская лошадка. Выбьется из сил, опустится на обочину дороги, передохнёт и снова в путь.И так все 810 вёрст по оккупированной врагами родной земле. А было ей в ту пору всего-то 30 лет!
В Ростове, правда, когда мы заночевали на спуске к Дону в ожидании переправы, прибился к нам мальчик лет пятнадцати, родом из Красного Сулина. Его родные – бабушка, мама и сёстры – погибли от прямого попадания бомбы в дом. Пока он был в поле, добывая какую-нибудь еду, случился авианалёт. Вернулся домой, а вместо него – воронка. Вот такая судьба. И похоронить было некого. Подался в Ростов, встретил нас. Звали его Виктор. А фамилия была двойная, звучная, запоминающаяся – Суров-Бронский. Он и помог маме дотащить тачку и нас до Ивановки.
Виктор жил вместе с нами у нашей бабушки. После оккупации работал в колхозе. А потом – уже в 1944-м – его призвали в армию и он участвовал в штурме Берлина. После войны, заехав к нам ненадолго, отправился на родину в Красный Сулин в надежде найти кого-либо из родственников. Мы долго переписывались. А потом связь оборвалась. Но я хорошо помню этого паренька, черноволосого донского казачка, с таким же дерзким взглядом, как у шолоховского Григория Мелехова.
После оккупации мама работала в колхозе им.Чапаева. Там же,в Ивановке. А потом мы всей семьёй переехали в Невинномысск, куда в паровозное депо перевели с Украины папу. И он ещё долгие годы работал там машинистом, а в конце пятидесятых годов прошлого века ивановцы избрали его депутатом краевого Совета депутатов трудящихся. Брат Геннадий стал капитаном дальнего плавания, сестра Валя – агрономом, а я – журналистом. Родители наши, к сожалению, уже ушли из жизни. Похоронены они в ставшей нам родной ивановской земле, там же, где дедушка, бабушка и родная тётушка Женя – моя первая учительница. Я, конечно, бываю там и не только в пасхальные дни, кланяюсь их могилам, а иногда вижу во сне, как будто наяву, мою маму, её добрые и ласковые, натруженные и заботливые руки, её светлые, как небо, голубые глаза и как тогда, в войну, слышу её молитву, её голос: «Спаси и помилуй, Господи, моих деток!»
Я рассказал только небольшую часть из нашего военного детства. Раны, нанесённые детской душе войной, не заживают. И мне, теперь уже седому человеку – отцу, деду и даже прадеду, хочется напомнить такую не очень приятную деталь из нашей сегодняшней суетливой действительности – ещё встречаются люди, которые ничего не знают и не хотят знать о великом всемирном подвиге советского народа, спасшего человечество от фашизма. И потому давайте неустанно рассказывать молодым поколениям о тяжёлых годах нашего военного детства, о страданиях и мужестве наших матерей и отцов, дедушек и бабушек, об их Великой Победе над жестоким и коварным врагом, об их светлой памяти. Будем же вместе беречь, хранить и приумножать славу нашего Отечества, имя которому – Россия!
И я очень надеюсь, что в те святые моменты, когда 9-го Мая будет звучать «Реквием», в ту самую традиционную минуту молчания, памяти и скорби у каждого гражданина России дрогнет сердце, и он с благодарностью вспомнит тех, кому обязан жизнью.
Сообщение отредактировал morozovlit - Среда, 22.01.2014, 15:11 |
|
| |
| паренёк | Дата: Суббота, 18.01.2014, 22:26 | Сообщение # 30 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 461
Репутация на сайте:
-340
Статус: Offline
|
Цитата morozovlit ( ) Всю ночь на улицах города шёл бой. А утром мы проснулись в оккупации. Помню в предрассветной морозной мгле противный до ужаса скрип колёс вражеских обозов из чудовищных автомобилей, пушек и танков.
Цитата morozovlit ( ) Все они держали одно направление – на восток в сторону видневшегося поля за лесным редким массивом.
И снова затишье. Через некоторое время мы увидели, как по улице не стройными шеренгами заходили немецкие солдаты в наше настороженное селение.
Диаметрально противоположные свидетельства. Так с боями взяли Дебальцево, или по тихому вошли?
|
|
| |
| morozovlit | Дата: Воскресенье, 19.01.2014, 12:41 | Сообщение # 31 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
паренёк,
Паренёк, это свидетельства по сути детей, которые жили в разных районах Дебальцево. Первый - на Октябрьском посёлке, второй на Коняевском, третий - ещё даже не знаю в каком район, сейчас списался с ним , но ответа пока нет. Чем больше будет таких свидетельств - тем будет более полная картина происшедшего.
|
|
| |
| паренёк | Дата: Воскресенье, 19.01.2014, 22:23 | Сообщение # 32 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 461
Репутация на сайте:
-340
Статус: Offline
|
Цитата morozovlit ( ) Чем больше будет таких свидетельств
Казалось бы - да. Но на практике могут возникнуть противоречия, которые внесут сумятицу. Однозначно одно - любое свидетельство очевидцев сейчас на вес золота.
|
|
| |
| Дед | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 16:41 | Сообщение # 33 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 145
Репутация на сайте:
54
Статус: Offline
|
Очень интересные воспоминания. Понятно, что эти события воспринимались детскими глазами и поэтому требовать от них строгой исторической достоверности нельзя. Например, воспоминания Б.Г.ДОЛГИЯ, который жил на Коняевском поселке, не совсем соответствуют тому, что рассказывала моя мама, которая была постарше его - ко времени начала оккупации ей было уже 15 лет. Так вот она рассказывала о страшных боях за город. Люди прятались в погребах от пуль и артобстрелов. В это время мало кто из жителей смог уйти из города. По ее рассказам зимой 41-42 гг. никого с поселка не выселяли. А выселили их весной 42 г., когда фронт был уже далеко. В это время уже все успели посадить картошку на огородах. Немцам нужно было размещать своих солдат из тыловых частей и вероятно поэтому выселяли людей. Осталась только семья начальника полиции города, которая жила в соседнем доме (ул.Леваневского, 37). Моя семья ушла в Росатку и жили там до освобождения города.
А голод был действительно страшный, даже в селах. Моя мама с двоюродным братом осенью 42 г. несколько раз по ночам пробирались в Дебальцево (а это около 20 км) и руками рыли картошку на нашем огороде. А ведь в доме жили немцы, если бы попались, то вряд ли их оставили бы в живых.
Но я думаю, что все эти "несостыковки" не играют никакого значения: люди прошли через Ад и об этом мы должны знать и помнить.
|
|
| |
| Дед | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 16:52 | Сообщение # 34 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 145
Репутация на сайте:
54
Статус: Offline
|
Цитата паренёк ( ) Однозначно одно - любое свидетельство очевидцев сейчас на вес золота.
Полностью согласен. В городе еще должны быть люди, которые прошли через это. Может это ваши родственники или соседи. Поговорите с ними, запишите их рассказы. Мы и так упустили очень много времени
|
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Понедельник, 20.01.2014, 23:58 | Сообщение # 35 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
В.И. Афанасенко
(ИСЭГИ ЮНЦ РАН) обратил внимание участников конференции на боевые действия
12-й армии на правом фланге Южного фронта осенью-зимой 1941 г. в районе города
Дебальцево – «забытом сражении» войны, находившемся в тени других крупных
операций ее начального периода.
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
|
|
| |
| Дед | Дата: Вторник, 21.01.2014, 12:33 | Сообщение # 36 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 145
Репутация на сайте:
54
Статус: Offline
|
SCHURCHEN,
Слишком много было в это время "забытых сражений". Они потому и забыты, что никто толком не знает сколько там наших солдат полегло и кто в этом виноват
|
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Вторник, 21.01.2014, 12:49 | Сообщение # 37 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
Цитата паренёк ( ) или по тихому вошли?
Ганс по" тихому" не вошел. Наши оставляли заслоны: на куполе вокзала, на парашютной вышке в парке и на крыше ДК , водонапорная башня на первой пл. Это мне запомнилось в детстве из рассказов очевидцев.
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
Сообщение отредактировал SCHURCHEN - Вторник, 21.01.2014, 16:10 |
|
| |
| паренёк | Дата: Вторник, 21.01.2014, 19:50 | Сообщение # 38 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 461
Репутация на сайте:
-340
Статус: Offline
|
Цитата SCHURCHEN ( ) Наши оставляли заслоны
Такие?
|
|
| |
| SCHURCHEN | Дата: Вторник, 21.01.2014, 21:45 | Сообщение # 39 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 804
Репутация на сайте:
262
Статус: Offline
|
Цитата паренёк ( )
Такие?
Неужели Ганс такой был недотепа!?
Смутно верится,хотя- чем черт не шутит.
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
|
|
| |
| morozovlit | Дата: Среда, 22.01.2014, 13:03 | Сообщение # 40 |
|
Группа: Проверенные
Сообщений: 139
Репутация на сайте:
43
Статус: Offline
|
morozovlit,Запрещено использование ЗАГЛАВНЫХ букв в названии темы. п3.2.
учтите замечания,.
Немецкие контрразведывательные команды в Дебальцево.
Контрразведывательные команды и группы «Абвер 3», действовавшие на советско-германском фронте в тылу немецких армейских группировок и армий, которым они были приданы, проводили активную агентурную работу по выявлению советских разведчиков, партизан и подпольных работников, а также собирали и обрабатывали трофейные документы.
Контрразведывательные команды и группы перевербовывали некоторых задержанных советских разведчиков, через которых проводили радиоигры с целью дезинформации органов советской разведки. Часть перевербованных агентов контрразведывательные команды и группы выбрасывали в советский тыл с целью внедрения в органы МГБ и разведотделы Красной Армии для изучения методов работы этих органов и выявления подготовленных и выброшенных в тыл немецких войск советских разведчиков.
Каждая контрразведывательная команда и группа имела при себе штатных или постоянных агентов, завербованных из людей, перешедших на сторону немецких войск, зарекомендовавших себя на практической работе. Эти агенты передвигались вместе с командами и группами и внедрялись в созданные немецкие административные учреждения и предприятия.
Кроме того, по месту дислокации команды и группы создавали агентурную сеть из местных жителей. При отступлении немецких войск эти агенты передавались в распоряжение разведывательных абвергрупп или же оставлялись в тылу советских войск с разведывательными заданиями.
Провокация была одним из наиболее распространенных методов агентурной работы немецкой военной контрразведки. Так, агенты под видом советских разведчиков или лиц, переброшенных в тыл немецких войск командованием Красной Армии со спецзаданием, поселялись у советских патриотов, входили в их доверие, давали задания, направленные против немцев, организовывали группы для перехода на сторону советских войск. Затем все эти патриоты под-вергались аресту.
С этой же целью из агентов создавали лжепартизанские отряды, в которые вовлекались советские активисты-патриоты, оставшиеся на оккупированной территории. После чего их арестовывали. Кроме того, лжепартизанские отряды, для дискредитации партизанского движения организовывали бандитские налеты, грабили, убивали мирное население и сжигали населенные пункты. Для проведения карательных операций против советских партизан создавались специальные отряды.
Контрразведывательные команды и группы свою работу проводили в контакте с органами СД и ГФП. Они вели агентурную разработку подозрительных с точки зрения немцев лиц, и полученные данные передавали в органы СД и ГФП для реализации.
На советско-германском фронте действовало 5 контрразведывательных абверкоманд -301, 302, 303, 304 и 305. В подчинении каждой абверкоманды находилось от 3 до 8 абвергрупп, которые придавались армиям, а также тыловым комендатурам и охранным дивизиям.
Абвергруппа 304
Абвергруппа 304 действовала на участке Южного фронта при 6-й немецкой армии. Полевая почта № 08683 Д; затем - 48236 (по другим данным № 25036). Позывной радиостанции - «Амзель».
В марте 1943 года группа была переподчинена Аб-веркоманде 305, а в конце 1943 года -Абверкоманде 301.
Начальниками группы последовательно были капитан фон Оствальден Вебер, лейтенанты фон Гамм Отто («Петр») и Лаутебах.
Группа вела активную контрразведывательную работу на оккупированной территории Харьковской, Полтавской, Курской, Воронежской, Ворошиловградской, Сталинградской, Ростовской, Сталинской, Запорожской, Херсонской, Николаевской, Одесской областей, в Крыму и затем - в Финляндии. Существовали в немецких разведорганах такие подразделения как мельдекопфы, занимавшиеся в том числе и заброской/приемом агентуры.
Преследуя основную цель контрразведки по выявлению агентуры и парашютистов-разведчиков, забрасываемых нами в тыл враг, разведывательный отряд № 304 вел и разведывательную работу в близких тылах Красной армии, забрасывая за линию фронта свою агентуру, приобретенную из числа военнопленных Красной Армии и т. н. добровольческой "Русской Освободительной Армии".
Абвергруппа 304 на территории Северного Кавказа, юга Украинской ССР и Румынии имела 6 мельдекопфов.
Мельдекопф Танн до мая 1942 года входил в состав Абвергруппы 306, после чего был переподчинен Абвергруппе 304. Начальником его был зондерфюрер Фельске Леонгард, он же Танн Александр Артемьевич. 1901 года рождения, руководитель разведоргана в 1936-37 г.г., якобы, работал в Германском посольстве в Москве.
Вся практическая деятельность группы, возглавляемой ТАННОМ сводилась к выявлению советских разведчиков и партизан, их перевербовке и дальнейшему использованию в интересах германской разведки.
Агентура группы ТАННА в большинстве своем со-стояла из перевербованных им из числа переброшенных в тыл противника советских разведчиков, окончивших различные разведывательные школы Советского Союза.
Группа ТАННА оперируя, в основном, в прифронтовой полосе, периодически меняла места своей дислокации: с июня 1942 года по январь 1943 г. она находилась в городе Старобельске, во время зимнего наступления Красной Армии передислоцировалась в г. Харьков, а затем в Киев.
В Харькове группа размещалась по Пушкинской улице в доме № 19.
В Киеве группа ТАННА находилась с февраля по май 1943 года и размещалась на Институтской улице, дом № 19, кв. 12.
Из Киева ТАНН, вместе с офицерами и агентурой, перебазировался в Таганрог, а затем в Дебальцево, Сталинской области.
С июня по август 1943 года мельдекопф находился в гор. Дебальцево по Водораздельной ул., д. 85 и был зашифрован как «отдел по борьбе со спекуляцией». Общежитие агентов было по Советской ул., в доме Зимник Ольги Дмитриевны. В это время мельдекопф охватывал ряд районов Сталинской, Ворошиловградской и Ростовской областей.
(ВГА СБУ, Ф. 16, оп. 2, д. 2, лл. 170-179. О. М.)
Как сказано в Докладной записке начальнику УНКГБ от 30 октября 1943 года «О деятельности германского разведывательного органа "ЦЕППЕЛИН" на Украине»:
«Основная задача абвергруппы-304 — борьба с советской агентурой, партизанами. Для этого группа имеет агентурную сеть из числа перевербованных, задержанных или явившихся с повинной разведчиков и партизан и из числа антисоветски настроенных местных жителей...
Агентов — бывших разведчиков и партизан группа использует как опознавателей и для внедрения в наши разведывательные и контрразведывательные органы, партизанские отряды и штабы партизанского движения. Таким образом, агентура группы перебрасывается в наш тыл только в контрразведывательных целях, зачастую под видом «возвращающихся из тыла противника по выполнении задания».
По разрешению вышестоящих органов группа имеет право перевербовывать разведчиков-радистов, проводить радиоигры и радиодезинформацию…
Абвергруппа использует также агентов немецких разведорганов для внедрения в наши развед- и контрразведорганы. При опергруппе Танна находилась группа агентов, отобранных из Полтавской разведшколы. Они были переброшены в наш тыл по тщательно разработанной легенде для внедрения в органы советской разведки.
Помимо всего этого абвергруппа имеет и свою агентуру в лагерях военнопленных для выявления разведчиков, командиров и политработников Красной Армии.»
(№ 1787 ИЗ ОРИЕНТИРОВКИ УПРАВЛЕНИЯ КОНТР-РАЗВЕДКИ «СМЕРШ» 3-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ОРГАНОВ ГЕРМАНСКОЙ ВОЕННОЙ РАЗВЕДКИ И КОНТРРАЗВЕДКИ НА ЮГЕ СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОГО ФРОНТА)
С приближением линии фронта к Дебальцево, с августа 1943 года мельдекопф Танна последовательно дислоцировался в гор. Ново-Украинка, Кировоградской области; селе Белозерка, Одесской области; с октября 1943 года по март 1944 года - в гор. Николаеве, Потемкинская ул., д. 15.
|
|
| |
|
Дебальцево онлайн
Ваши вопросы и предложения
Правила, условия